Да, ему и в голову не пришло, что кто-то здесь на такое способен. Ну что ж, он ошибся, и с этим уже ничего не поделаешь. Судя по всему, Очоа тоже нарвался на засаду, и это было дополнительным доводом в пользу того, чтобы затаиться и не дергаться. Смыться он бы, наверное, смог, но не хотел. До сих пор провалов у него не бывало, и он полагал, что все равно сможет перестрелять всех, кто окажется на его пути, и захватить Джели Варгос. Да и вообще ему всегда больше нравилось работать в одиночку.
Он услышал женский оклик, потом заговорил мужчина. Дверь захлопнулась. Он прождал более сорока минут и уже готов был встать, чтобы сменить позицию, когда зазвучали шаги. Сначала по песчаной дорожке, потом по мощеной. Худощавый, одетый в черное мужчина лет пятидесяти прошел мимо него в патио.
El Silencio поднялся из-за гриля и трижды выстрелил ему в спину.
Встревоженная взрывами, Дженни выглянула через стекло двери, которая выходила из ее алькова в патио, увидела, что Кукси упал, и, не размышляя, распахнула дверь и вылетела наружу. Над телом Кукси стоял мужчина. При виде растекавшейся по земле крови у нее вырвался крик. Мужчина услышал его, развернулся на звук, произнес что-то по-испански и наставил на нее пушку. Дженни развернулась кругом и припустила прочь из патио.
El Silencio чуть было не пристрелил девицу, но сдержался. Это явно была та самая рыжая сучка, которая улизнула из гаража, и ему было чертовски интересно узнать, как ей это удалось. Кроме того, сцапав ее живьем, можно будет узнать, где находится Варгос.
С этими мыслями он устремился в погоню.
Они находились на темной тропе. И она и он перепрыгнули через упавшие, дымящиеся тела двоих из его людей, после чего девушка резко свернула налево, на более узкую тропку, шедшую слегка вверх, сначала по крупному песку, потом по грубому камню. Шум падающей воды становился все громче и громче.
Он поднажал. Девчонка находилась всего в трех футах от него, когда неожиданно они оказались на открытом месте. Его подошвы застучали по камню. Он протянул руку, чтобы схватить ее за рыжие волосы, но тут девчонка подскочила, спрыгнула со скалы и пропала из виду. Разбрызгивая ногами воду, он попытался замедлить движение, но городские туфли на тонкой подошве скользили по мокрым камням, и удержаться ему не удалось. Скала ушла из-под ног.
От вершины холма с водопадом до подножия было пятнадцать футов, и El Silencio грохнулся тяжело, получив закрытый перелом левой руки, а из-за острых кораллов — множество порезов и царапин на ногах и спине. Сила потока затянула его под воду, однако он оказался хорошим пловцом и вынырнул на поверхность, работая лишь одной рукой. Перевернувшись на спину и прижимая сломанную руку к груди, он, по-лягушачьи отталкиваясь ногами, направился к берегу пруда, предвкушая, что он сделает с этой девчонкой, когда до нее доберется.
Первая пиранья ткнулась ему в бедро, где кровоточил порез, и вырвала кусок мяса. Человек с нормальным голосовым аппаратом издал бы крик, но El Silencio смог произвести лишь что-то вроде хриплого стона. Взмахнув обеими руками, он погрузился в воду, и тут на него набросился весь косяк.
Дженни сидела на отмели и смотрела, как вода взбалтывается, вспенивается, словно в миксере, окрашивается алым, а потом снова успокаивается. Она вскочила и бросилась назад, в патио. Кукси еще не умер, но в отличие от умирающих людей, которых она видела в кино, он обошелся без попытки произнести с последним вздохом какие-нибудь прощальные слова. Девушка позвонила в полицию, села рядом с ним и до последнего мгновения держала умирающего за руку. Слезы ее капали ему на лицо, вымывая отчетливые следы в покрывавшей его раскраске коммандос.
В ту ночь Джимми Паз спал беспокойно, урывками и в конце концов тихонько, чтобы случайно не побеспокоить мирно дремавшую жену, встал и решил начать свою новую жизнь в качестве, может быть, полубога с чашечки хорошего кофе. Он заварил в кофейнике пинту «Бастело», вскипятил в кастрюльке такое же количество молока и, когда cafe con leche был готов, удалился в патио, присовокупив к напитку блюдо с кубинскими хлебными тостами, маслом и джемом из гуавы. На его глазах небо сменило цвет с розового на лазоревый, с ватными клочьями облаков, но тут, к его удивлению, зазвенел дверной колокольчик. Как оказалось, в такую рань заявился Тито Моралес.
— Нам надо потолковать, — с порога заявил коп. Выглядел он взъерошенным и помятым.
— Хочешь кофе? — дружелюбно спросил Паз.
Моралес ответил утвердительно. Он присел у кухонной стойки, и Паз соорудил для него такой же завтрак, какой только что съел сам.
— Это насчет индейца, верно? — спросил Паз, когда Моралес с удовольствием отпил первый глоток. — Прошлой ночью он объявился в усадьбе Зингера, и я всадил в него стрелу из лука Ошоси.
— Стало быть, всадил стрелу из лука Ошоси, вот как, — задумчиво повторил Моралес. — А можно поинтересоваться, Джимми, почему ты так поступил?
— Потому что он появился там в облике огромного ягуара и был готов растерзать Амелию. К счастью, у меня была заколдованная стрела, и, когда она угодила в него, он снова превратился в нашего индейца. Сейчас он лежит в госпитале Южного Майами. Я полагаю, поэтому ты и явился.
— Нет, и я собираюсь на время забыть всю эту твою бредятину, потому как меня сдернули с кровати, вырвав из сна, и можно считать, что я еще не вполне очухался и туго соображаю. Но я точно знаю, в этом деле семь трупов, как тебе нравится? Семь криминальных трупов в усадьбе Зингера! Насколько я понимаю, четверых из них, колумбийских головорезов, подорвали, одного малого застрелили, а еще один оказался в пруду, где эти долбаные пираньи превратили его в обгрызанный кусок мяса — без пальцев, без лица. Это мог быть Джимми Хоффа.