Ночь Ягуара - Страница 86


К оглавлению

86

— А вы уверены, что это американцы, босс? — спросил Мартинес.

— Они используют американцев, а у нас дома и не пахнет никем, кто работал бы против нас. Так, во всяком случае, заверяет меня мой друг, здесь присутствующий.

Он имел в виду El Silencio, подумал Мартинес, а уж если El Silencio пустили по следу с заданием выяснить, кто в преступном мире Колумбии интересуется операцией в Паксто и ведет свою игру в Майами, а он ничего не выяснил, то да, можно быть практически уверенным в том, что там ничего подобного и не происходит. В зеркало заднего обзора он украдкой глянул на этого человека. Если половина того, что о нем говорят, правда, у него должны быть рога, клыки и хвост, но он выглядел заурядно, ничего особенного. Обычный латиноамериканец; если и есть что примечательное, так это шрамы на горле. По легенде, ему было десять лет, когда кто-то был убит перед убогой маленькой лавкой, которую держала его семья в Кайли, и, как обычно, убийцы убрали всех потенциальных свидетелей, всю его семью: мать, брата, трех сестер. Другие говорили, что семья занималась рэкетом, проявила чрезмерную алчность, была вырезана в назидание. Но так или иначе, семья была убита, а мальчишке кто-то перерезал горло, но не убил его, а повредил голосовые связки, так что он мог говорить лишь каркающим шепотом. Потом, в возрасте пятнадцати лет, он нашел человека, который был виновен в этих убийствах, похитил его, продержал шесть дней и вернул туда, откуда забрал живым, но в таком состоянии, что это шокировало даже матерых головорезов Кайли… Так он обратил на себя внимание Габриэля Хуртадо.

— Что ты думаешь об этой истории с котом? — спросил Мартинес, чтобы сменить тему.

— Тактика, чтобы напугать нас, — махнул рукой Хуртадо. — Должно быть, наши противники думают, будто мы невежественные крестьяне, которые боятся магических животных. Это наводит на мысль о русских. Или гаитянах. Но кем бы они ни были, эти ребята явно захотят довести начатое до конца, а потому постараются добраться до обоих наших, пока еще живых, подопечных. Вот и пусть добираются: как только они явятся к ним, мы их заполучим. Верно, Рамон?

El Silencio кивнул, но, естественно, ничего не сказал.

12

— Луковый соус! — сказал профессор Кукси. — О, брат! Это удар!

Дженни подняла голову от микроскопа и моргнула.

— Прошу прощения?

Кукси сердито зыркнул на нее, снова повторил: «Луковый соус!» — и, схватив горсть желтых страниц из блокнотов, оттисков и распечаток, покрывавших письменный стол, подбросил их к потолку. Она уставилась на него.

— Я чувствую себя как мистер Крот, — сказал он. — Эта злосчастная газета и атмосфера вокруг этого дома. Это невыносимо.

Дженни поняла, что он имел в виду. После второго убийства Руперт стал параноиком или большим параноиком, чем обычно. Хотя при этом говорил часто и громко, что они не имеют точных сведений насчет причастности Мойе к насилию и что альянс «Лесная планета» всегда громогласно выступал против любого намека на экологический терроризм, и, если этим займется полиция, силы эксплуататоров с восторгом запачкают их доброе имя. Из этого следует, как поняла Дженни, что все упоминания о знакомстве с Мойе следует свести к возможному минимуму, ну а заодно уничтожить в усадьбе все следы какой-либо сомнительной с точки зрения закона деятельности. Посаженную Скотти марихуану выкорчевали и под покровом ночи вывезли за пределы усадьбы, и даже библиотеку подчистили так, что ее содержимое устроило бы даже проверяющих девушек-скаутов от церкви мормонов. Луна перестала разговаривать со всеми, кроме Скотти, и реагировала на все короткими сердитыми вспышками. Скотти же явно пребывал на грани клинической депрессии, а поскольку именно он отвечал за поддержание порядка на территории усадьбы, в последнее время она приобрела нездоровый, запущенный вид, уподобившись небрежно одетому, плохо подстриженному человеку, обросшему трехдневной щетиной. О том, чтобы обратиться в полицию, никто даже не заикался.

— Кто этот мистер Крот? — спросила Дженни.

— Мистер Крот… Из «Ветра в ивах»? — Он встретил ее непонимающий взгляд. — Не хочешь же ты сказать мне, будто не читала «Ветер в ивах»?

— Я вообще ничего не читала, Кукси, — ответила она с раздраженным вздохом. — Я малограмотная.

— Глупости! Неужели никто тебе никогда не читал книжек?

— Нет. Там, где я росла, нас главным образом сажали перед теликом.

— Безобразие и позор! Ну что ж, я готов немедленно исправить этот недостаток. Прямо сейчас.

С этими словами он встал со стула и кинулся к книжной полке, с которой снял тонкий томик в желтом, весьма потрепанном матерчатом переплете.

— Вот эта книга, но мы не будем читать ее здесь, нет. Скажи мне, ты любишь лодки?

— Я не знаю. Я никогда не была ни на одной.

— Никогда… никогда не была на лодке? Я считаю, это издевательство над ребенком, подсудное, между прочим, дело. Моя девочка, вот, я цитирую: «Нет ничего — повторю, совершенно ничего — наполовину столь стоящего, как простое катание на лодке». Это тоже отсюда. — Он помахал книжицей. — Вот что я тебе скажу: давай-ка забросим наши затхлые академические труды и эту угнетающе и отравляюще серьезную среду и направимся к воде. Ты согласна?

Она посмотрела на него с откровенной сияющей улыбкой и слегка пожала плечами:

— Мне без разницы.

Они взяли старый «мерседес» и набили багажник пивом, чипсами и сэндвичами, которые, как детишки, тайком ворующие вкуснятину из холодильника, постыдно стащили с кухни. Кукси принес большой заляпанный рюкзак, набитый разнообразным позвякивающим снаряжением, чтобы со стороны казалось, будто они собрались в научную экспедицию, а не для постыдного безделья.

86